Девочки, перетащила в этот отдел автобиографии и добавила новые.
Питирим Сорокин. Дальняя дорога. Автобиография
А.Ф.Лосев. Жизнь
Семен Юшкевич. Очерки детства
Ковалевская Софья Васильевна. Воспоминания детства
Пастернак Леонид Осипович. Записи разных лет
Князь Юсупов. Мемуары.
Коровин Константин Алексеевич. Моя жизнь
Вахтангов Евгений Багратионович. Художник и время
Шаляпин Федор Иванович. Страницы из моей жизни
Чистяков. Воспоминания детства.Вересаев упоминает книгу Чистякова в своих воспоминаниях.
Чистяков. Истори моей няни
Свенцицкий Валентин Павлович. (Богослов, публицист, прозаик и драматург). Автобиография
Пьер Лоти. История одного ребенка. В интернете нет. Только в старом фонде центральных библиотек.
Башкирцева Мария Константиновна. Дневник.
Бенуа Александр. Мои воспоминания Есть вторая часть
Набоков. Другие берега
Сара Бернар. Моя двойная жизнь
Симона де Бовуар. Воспоминания благовоспитанной девицы
Дашкова Екатерина Романовна. Записки
Вяземский Петр Андреевич. Автобиографическое введение
Аксаков Сергей Тимофеевич. Детские годы Багрова-внука
Засодимский Павел Владимирович. Из воспоминаний

Я не возражаю на 21. Мне тоже так удобнее.

Спасибо, девочки! Готовимся к 21 марта.

Друзья, приветствую! Если интересует тема маленького человека, тогда рекомендую эту беседу. Совершенно уникальна точка зрения и пример самого внимательного чтения:

На встрече тоже может возникнуть потребность обсудить оппозицию: воспитание маленького человека и воспитание большого человека.

Елена, у меня все открывается. Может, еще раз попробуете? Но можно и на сайте посмотреть. Понятно с Набоковым. Непросто читать, согласна. Буду ждать мыслей, почему книга в детстве не пошла. Оказывается, я читала ее раньше лет в 25, опознала только по нескольким фрагментам, а так все стерлось. Надеюсь,  что в этот раз пользы извлеку для себя из нее больше. Нужно записывать свои мысли о книгах, иначе как будто и не читал.  Ну хорошо, тогда готовимся  постепенно. ) Если есть вопросы,  записывайте, девочки, обсудим.

Понятно.Сейчас так попробую. https://vk.com/video134007_163715974

Интересно, в произведении которое изучаем, по каким-либо штрихам можно обнаружить аморальность автора?

Девочки, если найдёте время, посмотрите о стиле  Набокова. Очень интересно.

Отлично, Елена. Еще ссылка на плейлист на ютубе по биографии Набокова в изложении Галковского Д. Е.
Здесь. Тоже очень интересно и легко слушать.

Корней Чуковский. 29 марта 1922 Об отце Набокова

...Убили Набокова. Боже, сколько смертей: вчера Дорошевич, сегодня Набоков. Набокова я помню лет пятнадцать. Талантов больших в нем не было; это был типичный первый ученик. Все он делал на пятерку. Его книжка "В Англии" заурядна, сера, неумна, похожа на классное сочинение. Поразительно мало заметил он в Англии, поразительно мертво написал он об этом.И было в нем самодовольство первого ученика. (...) Его дом в Питере на Морской, где я был раза два, - был какой-то цитаделью эгоизма: три этажа, множество комнат, а живет только одна семья! Его статьи (напр., о Диккенсе) есть в сущности сантиментальные и бездушные компиляции. Первое слово, которое возникало у всех при упоминании о Набокове: да, это барин.

У нас в редакции "Речь" всех волновало то, что он приезжал в автомобиле, что у него есть повар, что у него абонемент в оперу и т.д. (Гессен забавно тянулся за ним: тоже ходил в балет, сидел в опере с партитурой в руках и т.д.). Его костюмы, его галстухи были предметом подражания и зависти. Держался он с репортерами учтиво, но очень холодно. Со мною одно время сошелся: я был в дружбе с его братом Набоковым Константином, кроме того, его занимало, что я, как критик, думаю о его сыне-поэте. Я был у него раза два или три - мне очень не понравилось: чопорно и не по-русски. Была такая площадка на его парадной лестнице, до которой он провожал посетителей, которые мелочь. Это очень обижало обидчивых.

Но все же было в нем что-то хорошее. Раньше всего голос. Задушевный, поэтически. По заграничному обычаю он называл меня просто Чуковский, я его просто Набоков, и в этом была какая-то прелесть.Литературу он знал назубок, особенно иностранную; в газете "Речь" так были уверены в его всезнайстве, что обращались к нему за справками (особенно Азов): откуда эта цитата? в каком веке жил такой-то германский поэт. И Набоков отвечал. Но знания его были - тривиальные. Сведения, а не знания. Он знал все, что полагается знать образованному человеку, не другое что-нибудь, а только это. Еще мила была в нем нежная любовь к Короленко, симпатиями которого он весьма дорожил. Его участие в деле Бейлиса также нельзя не счесть большой душевной (не общественной) заслугой. И была в нем еще какая-то четкость, чистота, - как в его почерке: неумном, но решительном, ровном, крупном, прямом. Он был чистый человек, добросовестный;жена обожала его чрезмерно, до страсти, при всех. Помогал он (денежно), должно быть, многим, но при этом четко и явственно записывал (должно быть) в свою книжку, тоже чистую и аккуратную.

К таким неинтересным людям, как О.Л. Д'Ор, он не снисходил: о чем ему, в самом деле, было разговаривать с еврейским остряком дурного тона, не знающим ни хороших книг, ни хороших манер! Теперь Олд'ор отмстил ему весьма отвратительно. Фельетон О.Л. Д'Ора гнусен - развязностью и наигранным цинизмом. После этого фельетона еще больше страдаешь, что убили такого спокойного, никому не мешающего, чистого, благожелательного барина, который умудрился остаться рус[ским] интеллигентом и при миллионном состоянии.

Кстати, я вспомнил сейчас, что в 1916 году, после тех приветствий, которыми встретила нас лондонская публика, он однажды сказал:
- О, какими лгунишками мы должны себя чувствовать. Мы улыбаемся, как будто ничего не случилось, а на самом деле...
- А на самом деле - что?
- А на самом деле в армии развал; катастрофа неминуема, мы ждем ее со дня на день...
Это он говорил ровно за год до революции, и я часто потом вспоминал его слова.

Поразительные слова - пророческие - записаны о нем у меня в Чукоккале:

Почтит героя рамкой черной
И типографскою слезой
П. Милюков огнеупорный
И будет Гессен сиротой.

Милюков оказался воистину огнеупорным - fireproof. Это сочинено Немировичем еще в 1916 году.

РИЧАРД УОРТМАН. ВОСПОМИНАНИЯ О ВЛАДИМИРЕ НАБОКОВЕ
Студентом Корнельского университета я несколько раз посещал общий курс по европейской литературе, который читал Набоков. Думаю, это было в 1955-56 учебном году. Я много слышал о Набокове: говорили, что лекции он читает блестяще, что он известный писатель и что его последний роман — по причинам, которые мне тогда были непонятны, — не может быть издан в Америке, и приходится провозить его контрабандой из Европы.
Лекции Набокова отличались широтой охвата, остроумием, издевательским тоном. Помню, как он слегка горбился над кафедрой, улыбался, выдавая свои категорические суждения, что обычно так нравится студентам, часто звучавшие как приговор.!!!! Полной противоположностью была его жена, которая сидела рядом с ним, — как мне вспоминается, вперив в аудиторию критический, пугающий взгляд. Совместно они способствовали созданию у меня стереотипного представления о русских характерах: один был щедрый, добродушный, другой — мрачный и агрессивный. В Итаке (штат Нью-Йорк) середины пятидесятых годов они представляли собой экзотическую картину.

Я был на трех или четырех набоковских лекциях, но запомнил лишь кусочки двух из них; одна была о флоберовской «Госпоже Бовари», другая о «Превращении» Кафки. Он постоянно переходил от убийственных обобщений и суждений по поводу пантеона великих писателей и мнений других комментаторов к мельчайшим деталям, комментируя использование того или иного слова во французском, немецком или английском текстах.Он выстраивал собственную иерархию великих писателей, на вершине которой стояли мастера стиля — Джойс, Толстой, Пруст, даже Роберт Льюис Стивенсон, а в самом низу — так называемые «мальчики на побегушках» — Томас Манн, а еще ниже — Достоевский. Он беспощадно клеймил всех, кто не сходился с ним во мнениях, называя их филистерами (рhilistines); много позже я понял, что таким образом он переводил на английский русское «мещанство».Он часто пользовался этим словом, применяя его ко всем, кто придает слишком большое значение интеллектуальному или философскому содержанию литературы: всё это были «дамские клубы, обмирающие от Томаса Манна и Достоевского». Набоков недву_смысленно давал понять, что сам он — не «мальчик на побегушках».
Насколько я помню, в качестве обязательного чтения он давал на семестр всего шесть или семь романов, — не обременительное требование для курса по литературе, pассчитанного на четыpнадцать недель. Но при этом требовал, чтобы студенты знали текст чуть ли не наизусть, чтобы помнили даже самые мелкие детали. Помню, как друзья, тяжело вздыхая, рассказывали, что на экзаменах у Набокова вопросы были точные и конкретные, интерпретация и психологические тонкости, излагавшиеся студентами, его не особенно волновали. Он спрашивал, какого цвета лента была в волосах у Эммы в экипаже, когда ее соблазнил Жак. Или какой помадой для волос пользовался тот или иной персонаж. Я помню, как однажды он довольно долго распространялся по поводу возможного перевода слова, означавшего помаду для волос, упомянутую Флобером. Самое поразительное заключалось в том, что его острый ум делал подобные отступления интересными и даже необходимыми для понимания пpоизведения.

Единственная существенная часть лекции, которая осталась у меня в памяти, была посвящена «Превращению» Кафки. Набоков решительно старался вытравить из нас предположение, что эта новелла — аллегория, смысл которой в универсальном отсутствии справедливости или в какой-нибудь еще столь же глубокой истине, и убедительно высмеивал подобную точку зрения. Затем он начал объяснять, что такие вещи действительно случаются и что сюжет новеллы — совсем не такой уж дикий вымысел. Потом развернул газету «Нью-Йорк Дейли Ньюс» и заявил, что это — его любимая газета. В тот день он пpочел в ней истоpию, котоpая, по его словам, ничем не отличалась от «Превращения». Молодой человек с подругой решили убить его мать, чтобы унаследовать ее состояние. Они быстренько с ней покончили — не помню, каким образом. А далее задумались, что делать с трупом.

Дело было довольно срочное, поскольку, уже убив мамашу, они вспомнили, что пригласили на вечер друзей выпить пива. Юноша где-то слышал, что гипс растворяет кости. Поэтому они положили труп в ванну, наполнили ее водой и насыпали туда гипсовый порошок. В гипсе труп лишь намертво затвердел, и пришедшим вскоре гостям предстало сие мрачное зрелище. Дочитав последний абзац, Набоков взглянул на аудиторию с мягкой, счастливой улыбкой: он доказал свою правоту.
31 марта 1998
Перевод с английского Александра Сумеркина

Девочки, большая просьба. Все-таки первое время мысли возвращаются к прошедшему произведению, что-то крутится в памяти, какая-либо мысль из книги или что-то свое. Просьба фиксировать на бумаге. Не считать это не важным. Эти случайные естественные мысли — как раз и есть самое ценное, на мой взгляд. На очередной встрече их можно озвучивать в начале,  так мы будем проводить параллели с прочитанным, тренировать связность текстов между собой.

Хорошо.

Девочки, удивительные строки о символизме нашала у Ходасевича, "Некрополь" которого изучали несколькими годами:

В Википедии о Дурнове немного есть. Написано, что о нем мало что известно. Надо в старом фонде поднимать материал, я думаю.